Як впливає на нас мас-медіа? Хтось впевнено каже: я маю власну думку і одразу бачу маніпуляцію. Інші взагалі не замислюються і занурюються в інформаційний потік. Але є люди, які не просто споживають інформацію, а вміють читати поміж рядків.
Журналісти Inform.zp.ua зустрілися з таким експертом: Максим Лепський – професор кафедри соціології факультету соціології та управління ЗНУ, академік Української Академії наук.
– Ви чуєте смислові посили зараз в нашому суспільстві. Які вони?
Начнём с масс-медиа. Считаю, что сейчас совсем другой этап формирования массовой культуры, информационной культуры, который для себя обозначил и стараюсь объяснять, как референтные масс-медиа. Поскольку все массовые каналы перешли в социальные сети: Facebook, раньше Одноклассники (которые запретили), сети, которые связаны с научной деятельностью и ещё ряд интересных вещей, начиная от поиска работы и заканчивая развлекательным контентом. Это позволило части учёных утверждать, что профессия журналиста постепенно будет отмирать. Потому что конкурируют с этой профессией блогеры и других новомодные направления.
– Справді кажуть, не треба отримувати спеціальну професію в університеті, можна просто почати писати в соціальних мережах…
Существует и другой важный момент, который настораживает исследователей каналов коммуникации – это проблема: дети, молодёжь не хотят учиться. Почему? Существует образ, что есть великий разум Google, куда можно обратиться, когда захочешь. В результате происходит подмена в головах людей: в Интернете густо, а в голове пусто. Вот эти моменты как раз определяют наши ошибки. В результате, когда сталкиваемся с реальной жизнью – все происходит на уровне самоорганизации.
Возьмём соцсети, там очень много хейтерства, т.е. ненависти, троллинга, когда пытаются высказать свой негатив, иногда это делается технологически, а иногда это политические технологии. И вот в это поле попадает молодёжь и не только она. Но и старшее поколение оказывается в соцсетях в поле какой-то дискуссии, в эпицентре и не знают потом, как из этого выйти. А ценностных конфликтов там достаточно. Вот это те тренды, которые сейчас обозначают восприятие массовой культуры.
Каждое масс-медиа получает свой сегмент и свою публику. Например, радио чаще всего слушают в маршрутках, либо за рулём, в магазинах, создаётся определённый звуковой фон. Газеты: постепенно отмирают. Соответственно, совершенно меняется поле каналов коммуникаций. И совершенствуются, естественно, технологии. В том числе манипуляции: очень много запущено уток, фейков, т.е. обманной и ложной информации.
– Давайте конкретизуємо, що це? Які фейки останнього часу Вас вразили, або вплинули на маси?
Можем привести информационные войны во время острого противостояния Украины и России, так называемых ДНР и ЛНР. Но было очень много фейков, связанных и с международными скандалами, связанных с местными выборами. Поле очень большое, просто технологии, по сути, получаются одни и те же. И, конечно, люди уже устали и пытаются идентифицировать фейки.
Тут есть и обратная сторона: люди постепенно не доверяют вообще информации, т.е. информация, которая не пришла из ближнего круга, вся ставится под сомнение. Тогда вопрос: а кто становится авторитетом для людей? Ведь, если появляется интересный человек, очень быстро находят какие-то недостатки или их придумывают для того, чтобы поле было неустойчивым. В результате получается такая схема, что у людей нет ориентиров: ценностных, моральных. Нет ориентиров информационных. И наибольшее внимание привлекают наиболее скандальные события.
Важна и специфика распространения информации. Часто катастрофы, которые обладают минимальным локальным воздействием, раздуваются до уровня вселенских масштабов. Если проанализируем, сколько катастроф видим в новостях, то создаётся впечатление, что мы живём в очень небезопасном мире. В тоже время, к примеру, когда люди приезжают в Запорожье и спустя 2,3,4,5 лет они говорят, что практически ничего не меняется. Это значит, что наше восприятие мира отличается от того, что происходит вокруг нас.
– Іншими словами: є певний світ, якій в мас-медіа, і реальний світ, в якому ми живемо?
Да, и даже катастрофы есть ТОПовые, где очень много просмотров, и они повлияли на сознание людей. И катастрофы, которые практически никто не рассматривает.
Самый простой пример. Помните, была атака на США, самолёты врезались в ТЦ, в Пентагон и т.д. Катастрофа унесла около тысячи жизней. Этот момент привёл к тому, что большинство людей в США из-за страха оказаться в подобной террористической ситуации, пересели в автомобили. И потери от автокатастроф в результате того, что плотность трафика увеличилась, была уже в районе 20-40 тысяч человек. Это все профессионалы называют, как побочный эффект террористической атаки. Сама атака обладала меньшим эффектом поражения, чем информационное восприятие ситуации. Вот вам простой пример, как катастрофизация сознания влияет на изменение ситуации. И подобных вещей достаточно много.
– А що стосується України? З випусків новин на національних каналах теж таке враження, що небезпека на кожному кроці…
Мы обсуждали с друзьями из Одесского отделения Украинской Академии наук: не так давно летом были серьёзные проблемы в Одессе и в Запорожье, когда в кране текла чёрная вода. Что последовало? Какие действия должны быть, если это реальная угроза. Как минимум собираются МЧС, органы власти, создаётся комиссия по ликвидации последствий, распространяются предупреждения. Что из этого было? Ничего. Это свидетельствует, либо это запланированные мероприятие, которые ведут к определённому поведению людей, а это была все-таки предвыборная кампания, либо это фейк.
– Ви ведете до того, що інформація програмує людей на певну поведінку? На кого більш впливають такі смислові навантаження: на молодь чи старше покоління?
Безусловно, программирует. Не могу сказать, что влияние больше на одну категорию людей или на другую. Дело в том, что мы все находимся под информационным прессом. Просто каналы информации, смысловые поля очень серьёзно отличаются. Это, в принципе, было всегда. Детвора, когда читала книги, обсуждала, входила в определённый виртуальный мир. Так же и с телевидением, кино, радио. Сейчас получается, эти поля никто не контролирует. Но с другой стороны эти поля часто «не сшиваются». Те смысловые поля, в которых живут поколение, например, 40+ и то, в котором живёт поколение 16+, отличаются. Между поколениями выстраивает очень большая дистанция. Мы, как социологи, изучаем эти вещи. Мы стараемся общаться с молодёжью на одном языке. Но это не просто.
– Чого не знає старше покоління про своїх дітей, коли ви кажете про ті певні поля, в яких живуть одні та інші?
Во-первых, для молодёжи не столь важны те вещи, которые важны для нашего поколения. Например, языковые проблемы. Они смотрят только тот контент, который им интересен. Неважно на каком языке. Причём, чем лучше они знают языки, тем большее контента охватывают.
Второй момент – это «смысловые вселенные», которые созданы и создаются для того, чтобы обучать свою молодёжь, например, в Америке или Японии. Технологии аниме – безумно интересные, фильмы, которые сразу становятся блокбастерами, там прокачиваются ценностные смысловые позиции, прокачивается популярность профессий. Обратите внимание, профессии как таковые в основных популярных фильмах присутствуют минимально, больше интересуют навыки. И это не случайно. Сейчас скорее нужен набор навыков для решения прикладных задач. И здесь появляются сложности. Если раньше науку выстраивали исходя из практических задач государства, то сейчас государство практические задачи науке не ставит. В результате получается очень большой разрыв между наукой, образованием и пониманием, знанием большинства людей. И вот этот контент минимально представлен в масс-медиа.
– Повертаючись до традиційних мас-медіа, до яких ми звикли, які там зараз смислові посили, про які ви кажете? Які цінності пропагують українські мас-медіа?
Уточним: что такое классическое масс-медиа? Телевидение, радио и т.д. – 4 основных источника. На Западе считают, что основных каналов масс-медиа 12.
Реклама рассматривается как отдельный канал коммуникации. Комиксы, компьютерные игры, музыка и многие другие каналы рассматриваются сейчас, как уже классические. Т.е. наша наука и наше понимание массовых каналов коммуникаций уже отстаёт.
– Давайте врахуємо і ті ЗМІ, до яких ми звикли, і нові, про які ви сказали. То які зараз там смислові навантаження: цінності, які пропагуються?
Совершенно различные. Обобщить невозможно, потому что политические массовые коммуникации – это одна сфера. Ценностные, идеологические, национально напряжённые вещи всегда формируются, когда нужно чему-то противостоять. Начиная с Карла Пятого в Европе, когда она уже была объединена, язык – это был ключевой момент определения границ и подготовка к войне.
– Мовне питання зараз дискусійне в суспільстві, новообрані народні депутати збираються переглядати мовний закон. Ви вважаєте, це правильний ефективний шлях?
Более эффективный путь, когда человек чувствует себя свободным в своей стране. Когда он может спокойно работать во благо своей страны, семьи и зарабатывать необходимые финансы. Второй момент, есть такая проблема «української гідності». Мой коллега – философ из Ивано-Франковска Максим Дойчик защищает докторскую диссертацию. Он изучал эту тему. Так вот проблема достоинства – это соответствие ценностей и морали общества ожиданиям от человека и внутренних самоорганизующихся основ этого человека. Достоинство человека предполагает, что никто не имеет право посягать на это достоинство.
Что касается смысловых нагрузок. Младшее поколение находятся в большей степени в соцсетях. В этой медийной сфере ключевой навык – поиск информации. У молодёжи даже вырабатываются определённые жесты пальцами, когда они работают в Instagram – «скользят» по новостям. Дальше – навык обработки этой информации, они оценивают лайки, понимают какие-то эмоциональные вещи, которые только находятся в соцсетях. Вот это очень специфичная вещь. Взрослые не понимают.
Важный момент: родители с самого маленького возраста детей приучают сидеть за планшетом, мобильным телефоном, даже с благими намерениями учить английский язык. Но этого не происходит. Профессиональные психологи знают, что язык дети учат при хорошем визуальном контакте с родителями или с учителем. Нет визуального контакта, обучение происходит хуже и слабее. Отсюда и специфика восприятия детей – это более холодное восприятие. Часто это связано с тем, что экран эмоций не проявляет.
Ещё одна смысловая специфика в масс-медийном пространстве – это борьба за внимание. Ключевое: все, что происходит в массовых коммуникациях – это борьба за внимание. SMMщики считают: кто зашёл на страницу, сколько там времени находится, сколько кликов сделал, на какие информационные сайты переместился. Это другие навыки – удержание внимания. Соответственно, противоположной стороной этого процесса является прокростинация, т.е. «потеря времени». Человек «завис»: «О господи, уже ночь, а я все сижу в соцсетях». Т.е. отключается сознание, включается эмоциональная сфера и человек потерял своё время, которое могло пойти на развитие, на общение. Одновременно, это фактор не просто потери времени, это фактор потери жизни, её качества. Потому что человек предполагает, что если увидел, как что-то происходит, он это тоже знает и умеет. А жизнь другая!
– Якими словами граються мас-медіа?
Любыми играются. Более того, они создают новые слова. Например, тот же термин хейтерства, которому замену очень сложно найти. Ненависть – нет. Хейтерство – это создание ненависти искусственное, игровое. Или допустим, хейпануть. И т.д., очень много примеров.
– Це ви кажете про молодь. А якщо казати про класичні в нашому уявленні ЗМІ. Якими словами вони граються для більш старшої аудиторії?
Раньше дикторы телевидения, ведущие – это была обязательна классическая филология, правильно поставленная речь, очень классический образ в экране, обучали темпу речи, подаче информации и т.д. И это считалось – высший пилотаж. Посмотрите сейчас: часто ведут репортажи ребята, которые делают ошибки, не умеют держаться в кадре, читают с мобильного телефона, какие-то недомыслия и т.д. Это считается уже в журналистской культуре нормально, потому, что это есть в журналистской практике. Вот это очень серьёзный разрыв. Классический подход, когда журналист ведёт себя с максимальным достоинством. Сейчас журналист не столько ведёт себя с достоинством, сколько должен уметь задать сложный вопрос, создать острую дискуссию и иногда спровоцировать конфликт. Но к журналистике это не имеет никакого отношения. Это шоу.
– Ви розповіли про тенденції, які зараз є в мас-медіа, і як вони впливають на споживачів інформації. Напевно, Ви можете спрогнозувати розвиток подій в державі: що відбуватиметься, якщо люди слухають,читають таку інформацію?
Давайте условимся, что сейчас институт государства не выполняет ту основную функцию, которую должен выполнять. И это самая главная тенденция. Всегда у государства будет желание ввести цензуру. Сил, ума, научной обоснованности — этих вещей у нынешнего государства нет. Власть не знает как работать с наукой, как работать с масс-медиа. Максимум, на который они могут выйти, это попытка создания идеологем и манипуляций. Манипуляции быстро раскрываются, и авторитет государства падает все ниже и ниже. Поэтому расчёт на то, что в государстве будет тенденция развития – очень сомнителен. Отсюда основная тенденция: масс-медийное пространство – фрагментировано. То, о чем мы говорили в самом начале, референтно-массовое. Что значит контактное. У каждого в соцсетях есть группа людей, с которыми общаемся. Есть пассивные «друзья», которые иногда заходят к вам на страницу и наблюдают, что там происходит. Есть вообще случайно попавшие люди, когда-то захотели, добавились и «висят». Вот это ваша референтная группа. SMMщики знают, если на вас подписано 1000 человек, ключевой момент не сколько подписано, а сколько активных пользователей, сколько лайков. Это живая аудитория или нет? Отсюда масса всяких технологий, негативных и позитивных. Эта сфера будет развиваться. Потому что она сняла проблемы быстрых сделок, быстрых контактов. Когда-то экспериментатор сказал: к любому человеку можно додянуться за 6,5 контактов. Он провёл опыт, разбрасывая письма, которые потом отслеживались, через кого они проходили. Сейчас ещё все ускорилось! Через социальные сети контакт с любым человеком может произойти в 2-3 этапа. Не в 6,5 рукопожатий, а значительно быстрее! Возникает ускорение других вещей. Например, мальчик делает ролик, где он в виде Алладина – синий. Его добавляет в друзья главный герой этого фильма. Вы можете представить, чтобы мы могли так быстро общаться допустим в прошлом столетии с топовыми актёрами, написать кому угодно. Это фантастика! Отсюда как раз снижается момент и ценностных дистанций. Поэтому ключевая тенденция – ускорение контактов.
– Прискорення комунікацій призведе до прискорення розвитку, зокрема України? Можливе швидке економічне зростання?
Сложный вопрос. Для начала, что такое развитие? Многие прогнозисты (у нас свой комитет «Социологическая Ассоциация Украины») утверждают: иногда складывается впечатление, что развивается только техника – техника коммуникаций и других вещей. А человек, как был загадкой, так и остаётся. Мы недавно просматривали трактаты по фехтованию 16-17 века (давно мечтал их увидеть). Так в них: философия, психология, геометрия, механика, военное искусство, коммуникации, конфликты, которые связаны с риторикой. И это в трактате по фехтованию! Целостное системное знание. Откройте сейчас любую книгу… Вы найдёте там обрывки каких-то инсайтов или переписанные чужие мысли…
– Ви ведете до того, що технологічний прогрес не означає прогрес людського розвитку?
Вы можете совершенствоваться в тренировке памяти, а можете купить жёсткий диск, все накачать, и туда вы никогда не загляните, потому что даже не помните, что накачали. Это из той же серии. Мы сейчас полагаемся на внешнее дополнение к человеку – технику. Но мы мало тренеруем человека: его качества, развитие. Когда общаешься с бизнесменами, у них у всех потребность преодоления своих комплексов. Оказывается, что вопрос уже не столько финансовый или технический, сколько духовный, психологический и умение коммуницировать с другими людьми. Вот эти проблемы будут выходить на очень существенное место, потому что человек социальное существо, ему надо общаться с другими людьми. Желательно, чтобы это общение приносило пользу, удовольствие, приближение к истине и другие вещи, к которым люди стремятся на протяжении всего развития человечества.
– Ви сказали, що змінюються механізми комунікацій. Ми це бачили в період передвиборчої компанії: президентської, парламентської. Як ви вважаєте, ця зміна комунікацій призведе до підвищення державної ефективності?
Я не считаю, что напрямую связаны социальная коммуникация с эффективностью решения задач государства. Это связанные вещи, но только в репутации доверия власти. А в моменте разрешения основных проблем общества, достижения ключевых потребностей, это вопрос очень сложный. Я приветствую идею, которую сейчас продвигает власть «государство в смартфоне». Кстати, этим занимается один из выпускников нашего факультета Михаил Федоров. (ред. В новом правительстве Михаил Федоров министр цифровой трансформации).
Очень талантливый человек. Меня радует, что человек с подготовкой нашего факультета обладает нужными знаниями. Мы давно говорили: необходимо, как в Швеции, оставить один институт, который выдаёт все справки. И коррупция на 80-90% упадёт, потому что будет исключена возможность контакта с коррупционером. Это очень позитивный фактор. Но одновременно те социальные и информационные процессы, которые находятся в оцифрованном мире (связаны с Интернетом) могут находиться в системе небезопастности. Представьте, если «ляжет» полностью вся интернет-система, когда государство настолько в смартфоне. Это определённые вызовы. Если такая вероятность есть, она обязательно осуществится. Вот здесь существует небезопастность. С другой стороны мы должны разграничивать то, что происходит в масс-медийном пространстве и в реальном управлении. Сейчас, на мой взгляд, президент Владимир Зеленский достаточно эффективно начинает формировать вертикаль власти. Вопрос в балансе сил и в сдерживающих факторах. Он слово держит. Это позитивный фактор. Независимо, выступает он «в смартфоне» или по телевидению. Но время покажет. Потому что мы видели разное начало реформ, и видели их результаты. Надеемся, что все-таки что-то изменится.
